В драматическом театре прошла премьера спектакля по произведениям Б. Брехта «Страх и война»
Постановка вызвала много откликов, но все зрители были единодушны в том, что тема, затронутая в спектакле, очень актуальна сегодня. Студентка Санкт-Петербургской государственной академии Анна Куваева поделилась своими мыслями об этом.
«Он, наверху, одобряет войну?»
Бессмертные аккорды «Оды радости» Бетховена завершают спектакль Вологодского ордена «Знак Почета» государственного драматического театра «Страх и война» - режиссер-постановщик – Зураб Нанобашвили, - и еще раз напоминают всем нам, зрителям, что «Alle Menschen werden Brüder»…
В прологе перед зрителем на сценическом круге проплывает все, чем живет этот мир, заполненный страхом – стол следователя, застеленный атласной красной скатертью с огромным изображением свастики, стол-плаха и петля для непослушных. Мы видим лишь очертания этих предметов, но так узнаваемы эти нехитрые приспособления угнетения одних другими и так скоро мы сможем увидеть их в действии.
Сценическое пространство резко разделено на две области – обывательская жизнь (кухня в бюргерском доме, кабинет судьи, трактир и т.д.) и ирреальность, залитая туманом и голубым светом. Внизу кипят страсти, выясняются отношения. Юная горничная – артистка Виктория Смирнова – в отглаженном накрахмаленном переднике, воплощение чистоты и невинности слишком дорогой ценой узнает истинное лицо своего возлюбленного – артист Игорь Ломанович, - который повсюду носит с собой мел, чтобы, не выходя из очереди, отметить подозрительного типа, бурчащего в адрес властей. Молодая еврейка Юдифь Кейт в исполнении Анастасии Задориной складывает одно за одним платье в плетеный чемодан, так как понимает, что вынуждена спасти мужа своим уходом. Весь свой монолог она направляет вверх: микрофон для связи с внешним миром находится так высоко, что она вынуждена встать на носочки и всем телом тянуться к нему, словно говорит она не с партнером в бридж, не с подругой, а с Ним. Также кверху направлена и реплика штурмовика: «Он все может» и пока не выстреливший пистолет. Где-то вверху находится и собеседник Умирающего – артист Максим Юлин – в последней сцене первого акта. И хотя рядом находятся любящая жена, пришедший на помощь пастор и даже плакальщицы, но именно Ему жалуется мужчина. Но кто этот Он? Куда так отчаянно возносятся мольбы и сетования всех персонажей спектакля? Кто возвышается над миром «маленького человека»? Кто в этом мире замещает в умах людей все – Бога, веру, справедливость?
Огромный земной шар возвышается над планшетом сцены, он словно парит в небесах, а в центре Он, Адольф Гитлер – артист Виталий Полозов. Он здесь Бог, он – ядро вселенной, он – все, о чем может думать маленький человек. И никто не способен подняться на такую же высоту, как Он. Он не живой человек, он словно некий фантом, яркая и узнаваемая картинка, набросанная крупными штрихами – челка, усы, круглые глаза, характерный жест руки. Зритель способен с первого взгляда прочитать портрет с плаката. И даже сам шар – обиталище фюрера – схематичен, сплетен из тонких прутьев-меридиан, на нем только угадываются земли, жаждущие покорения Им.
В построении всех ролей спектакля заметна тенденция к четким и резким линиям. Все эсесовцы – строгие, подтянутые, закованные в форму молодые красавцы, убежденные в идеальности своего правителя. Чехи – казалось бы, смешные, неуклюжие, в растянутых трикотажных жилетках с ярким национальным орнаментом, они много говорят, и зачастую невпопад. И особенно ярко виден этот контраст в сцене, когда растерянного Швейка – артист Олег Емельянов – приводят в гестапо. Растрепанный, он переминается с ноги на ногу, бубнит что-то себе под нос и даже не знает, как правильно поднять руку – одну или две? – в фашистском приветствии. Напротив него эсесовец – артист Игорь Ломанович – черная форма, сшитая размер в размер, перетянута ремнем, белокурые волосы аккуратно уложены, кристально-голубые глаза, кажется, практически не мигая, смотрят спокойно и прямо на собеседника. Он прекрасно знает, чего хочет – шпица! Слово, которое так четко вылетает из его уст. В руках фашиста пилочка для ногтей легко сменяется револьвером, и с любым орудием он управляется изящно и ловко. Он – маленькая копия своего кумира.
Но почему же симпатии зрителя на стороне не молодого, не красивого не очень умного Швейка? Весь секрет в его неутомимой жажде жизни. И это убедительно доказывает весь спектакль. Особенно интересен финал. Тут весельчак Швейк внезапно преображается. Ведь даже зонг, призванный у Брехта внести эффект отчуждения, Швейк как бы приспосабливает под себя, делая из него народную песенку-побасенку, которую он, солдат, напевает с чисто практической целью – чтобы не замерзнуть. Троекратная просьба Гитлера – Узнай меня! – и троекратное же неузнавание его Швейком: «Простите, к сожалению, не узнаю» как бы стирают образ фюрера из жизни маленького человека. А маленький человек на глазах у зрителя вырастает до масштаба настоящего героя. А ниточка к этому финальному библейскому троекратию тянется из конца первого действия, где волхвы пришли чествовать только что родившегося Младенца - аки Царя, аки Бога, аки Жертву… Тянется и понемногу связывает всех персонажей, населяющих спектакль.
И если люди, не «маленькие человечки», а люди с их страстями и привязанностями будут оставаться людьми, то лопнут меридианы-прутья, и шар диктатора расколется, а сам он унесется, как снежная пороша, в вихре легкого танца…
Но все-таки «маленькому человеку» Йозефу Швейку удается ли победить самого Адольфа Гитлера? Сможем ли мы все противостоять тоталитаризму? Спектакль не дает ответа, он скорее ставит вопросы, актуальнейшие вопросы современности. Режиссер Зураб Нанобашвили, начиная работу над спектаклем, наверно, даже не подозревал, насколько тонко он уловил современную ситуацию. Страх и война… Что это? Где это? Все, что сейчас происходит в «маленьких» европейских странах, не доказывает ли еще раз великую прозорливость искусства? Но спектакль, обращаясь к каждому зрителю, доказывает, что даже простой человек способен противостоять тоталитаризму. Главное понять — кто наверху?
Анна Куваева